– приобрели ещё более грозный вид.

– Вот, значит, как, – процедил он сквозь зубы, – убить уже готова за своих животных!

Ева вся превратилась в комок нервов. Кровь гулко шумела в ушах, она будто со стороны наблюдала, как персеянин, извергая проклятия, приближался к ней, размахивая четырьмя руками. Рукава мятой рубашки обтягивали две пары напряжённых бицепсов. Его тело дрожало от гнева, её – от страха. Около дальней стены плакала Нана, вытирая слёзы рукавом. Время будто застыло, чтобы потом сжаться и взорваться: Пи протянул две руки к шее девушки, сцепил их, и начал сдавливать горло, ещё одной рукой он держал её плечо, а четвёртой удерживал за хрупкое запястье средоточие отчаяния, готовое вонзить нож. Девушка пыталась кричать, но из её горла вышел только хрип. Щёки мгновенно стало покалывать, а сознание пронзилось мыслью, что она совсем не готова умирать вот так. Свободной рукой она уперлась Пи в подбородок, пытаясь оттолкнуть его. Девушка напряглась изо всех сил, и персеянину, чья голова от её усилий, неудобно запрокинулась назад, пришлось отвлечься, убирая её руку. Этой замешки было достаточно, землянка оказалась чуть проворнее, чем персеянин, и чуть решительнее, чем она сама этого ожидала – и нож резко и легко прорезав белую рубашку, вошёл под синие рёбра.

Лицо Пи вытянулось в удивлении, но хватку он не ослабил. Ева вынула нож, и пара синекожих рук, дрожа, зажали рану. Однако персеянин продолжал сжимать шею ещё крепче. Струйка воздуха, попадавшая в лёгкие за счёт отчаянного напряжения мышц шеи, уменьшалась, в глазах начинало темнеть. Ева уже не думала о том, что делает – и снова воткнула нож в тело Пи, чуть выше. И снова, и снова, и снова, пока тот, наконец, не пошатнулся, и, сделав несколько неуверенных шагов назад, упал навзничь. Ева закашлялась, прижав руку к шее и облокотившись об стену, устало сползла на пол. Нана, подбежав к ней, обняла её голову и притянула к своей груди.

– Ева, – шептала она, безумными глазами смотря на персеянина и трясясь от страха, – Ева, что мы наделали.

Рыжая пялилась на струйку алой крови, расползающуюся от бездыханного тела инопланетянина. И, как ни странно, думала о том, как удивительно, что она никогда не задумывалась, что их кровь тоже красная. Осознание содеянного снизошло на неё, когда она подняла взгляд на растерянного Линча, стоявшего в проходе. За его спиной с ноги на ногу удивлённо переминались двое мужчин.

– Я защищалась, – онемевшими губами прошептала Ева.

Плечо девушки пропитывалось слезами Наны.

Линч подошёл к Пи и задумчиво почесал за ухом свою серую голову. Он сел на корточки рядом и уставился в его удивлённо-помутневшие глаза.

– Нана, – окликнул он мулатку, – ты же медик, ты сможешь его спасти?

Девушка выпустила из объятий Еву и подошла к Линчу.

– Он мёртв, – всхлипнула она.

Хоботоносый закрыл лицо руками и выругался на своём диалекте.

– Ты ведь понимаешь, Ева…

– Линч, я защищалась! – срывающимся голосом крикнула девушка.

– Защищалась от персеянина?

– Он душил меня, – Ева чувствовала, как её снова начинает трясти под укоризненными взглядами мужчин и хоботоносого.

Линч вопросительно взглянул на Нану.

– Да, и меня он ударил, – едва слышно сказала мулатка, однако в тишине её слова были отчётливо резки.

– Была причина? – капитан в удивлении поднял хобот.

Мулатка закусила губу и отыскала глаза Евы. Подруга смотрела на неё и молчала, держась за ноющее плечо. Молчание, длившееся несколько секунд, показалось вечностью.

– Так, вы арестованы обе до выяснения обстоятельств, – вздохнул Линч и выпрямился, – я, как старший по званию, принимаю на себя полномочия командира. У нас нет изолятора, поэтому вы будете отправлены в свои каюты и не сможете покинуть их до прибытия на Персею. Мужчины, вы не проводите наших дам?

Рыжая встала и, обойдя подходящего к ней мужчину, своенравно дёрнула плечом. Уходя, она кинула взгляд на безвольное, распластавшееся по белому холодному полу, синее тело Пи и вздрогнула. Следом за ней, опустив взгляд в пол, шла Нана.

– Говорил же, что девушки на корабле – не к добру, – пробурчал Линч.

Разбор произошедшего был недолгим – на случай убийства на корабле действовали чёткие предписания: труп кремировать, виновника доставить на Персею для дальнейших разбирательств. Видеонаблюдения в блоке питания предусмотрено не было, оставалось полагаться на показания девушек. Через пару часов совет из Линча, Ипкиса и Джерарда пришёл к выводу, что мулатка не виновна и её можно выпустить. Груз вины ложился только на Еву, которая, боясь подставить подругу, предпочла хранить молчание относительно произошедшего. Однако, для всех всё было очевидно – на одежде девушки была кровь Пи, а нож был в её руке, когда Линч обнаружил их. Мужчины, узнавшие о ситуации, бесконечно осуждали Еву между собой, но предпочитали не озвучивать своё мнение.

Настроение на корабле было в упадке. Практически, никто ни с кем не общался – все механически исполняли свои обязанности. Даже мужчины, такие шумные в первые дни, ходили теперь, будто в воду опущенные, молчаливой стаей.

Произошедшее так выбило всех из колеи, что сначала Линч забыл заблокировать дверь каюты Евы и распорядиться о том, чтобы ей подали завтрак. Однако, уже к полудню недочёты были исправлены. Приносить пищу в её каюту вызвалась Нана. Когда соответствующее разрешение было получено, мулатка, с нехитрым обедом на подносе, поспешила к подруге.

Дверь поднялась, пропуская её в светлую спальню. Ева лежала на своей койке, отвернувшись к стене и сжавшись.

– Ева… поешь. Я принесла обед, – Нана нерешительно остановилась посередине комнаты, – Здесь смузи… с земной черникой…

– Это очень мило, но какой смысл? – отмахнулась девушка, – Меня всё равно казнят по прилёту… Или через пару дней… Наврядли я успею умереть от голода.

Нана поставила поднос и села на краешек кровати, шумно выдохнула и, ссутулившись и опустив голову, закрыла лицо руками.

– Всё из-за меня. Я так виновата! Ева, прости! Прости, что терпишь всё это! – её голос дрожал, – Это я должна быть на твоём месте.

Ева села на кровати, свесив одну ногу, и аккуратно убрала руки от лица Наны,

коснулась своими холодными ладонями щёк темнокожей девушки, большими пальцами также аккуратно вытерла слёзы, запутавшиеся в ресницах, поправила прядь волос, и подняла голову подруги за подбородок.

– Нана, – девушка заглянула в чёрные глаза, – если я о чём-то и жалею, то только о том, что не убила эту синекожую суку раньше. Не давай себя никому в обиду, слышишь? Ты же чудесная… ты… – Ева запнулась, и покачала головой.

Темнокожая Нана, завороженная зелёными глазами подруги, перевела взгляд на губы и, медленно приблизившись, как бы спрашивая